Собачий переулок[Детективные романы и повесть] - Лев Гумилевский

— Что же припасти?

— Двадцать фунтов золота.

Старик встал, и рот его дрябло раскрылся. Чтоб не упасть, он оперся руками о стол Хрипящее дыханье сипело внутри его морщинистой шеи

— Двадцать фунтов, дввадцать фунтов. двадцать фунтов, — шептал он подавленно, золота?. Откуда же? Боже мой, это совсем невозможно!

— Ваш сын с головою замешан в огромном, ужасном деле. Я разузнала все способы его спасти, но другого выхода нет Конечно, если вы не можете, то извините меня за беспокойство. Прощайте! Только потом не вините меня уже ни в чем, я вас предупреждала…

И Вальц, вздернув носик, жеманно поднялась.

— Куда ж это вы?!.. Батюшки, да что ж это сегодня?! — разгорюнился Чоткин, цепко хватая Вальц за манто и не выпуская из рук. И, упав головою на стол, зарыдал порывисто, громко: — Петичка, сынок мой возлюбленный! Да что ж это в самом деле, Христа ради, Христа ради, Петичка!..

На пороге взметнулась старушка, круглая, толстая, маленькая, вся в сером, точно трясогузка. Уже успела раздеться.

— Иван Петрович, что с вами? — бросилась она прямо к мужу. — Что с Петичкой?! — вскинулась она как подбитая к Вальц, держася за мужнюю шубу.

— Анюта, голубушка, Петичку… н-наш-шего завтра убьют, рас-стреляют! — выл перерывисто Чоткин.

Старуха, не отпуская мужнин рукав, грохнулась на пол и громко, протяжно заголосила.

Вальц передернулась.

— Я, право, не понимаю: богатые люди, золото раньше имели пудами, а теперь воют, жалея фунты, чтобы выручить сына. Прощайте! — сердито дернула манто из рук ослабевшего старика.

— Постойте, постойте, Христа ради! — захрипел, протянувшись ей вслед, ковыляющий Чоткин. Старуха за ним, подвывая, качалась, раскисши от слез, как моченый анис.

— Ну, в чем же дело? — гордо рванула им Вальц, остановись среди зала.

— Да куда ж вы бежите, дайте подумать, обсудить, прийти с мыслями.

— Право, мне некогда, — опустила она свои пухлые губки, прикрыв густотою ресниц шоколадинки глаз. — Кроме того, это дело секретное, и на людях болтать я не буду

Старики, подпершись и плача, потащили ее опять в кабинет с задумавшейся над селедками Магдалиной.

— Неужели нельзя меньше? — повис на Елене умоляющим взглядом слезящийся Иван Петрович. — Двадцать фунтов, Анюта, золота спрашивают к завтрашнему, — пересохшим голосом пояснил он жене.

Та, утирая платочком намокшие веки и нос, нервно всхлипывая, мусолила Вальц умоляющим взглядом, дожидаясь ответа.

— Странный вы человек, право, Иван Петрович, будто бы вы за прилавком. Разве люди в таких делах торгуются? Если вам такое одолжение делают и спасают жизнь сына, вы благодарите бога, что спросили не пуд.

— Хоть бы не все сразу. Откуда ж я столько возьму? — И он беспомощно раздвинул руками.

— Завтра к полудню должно быть готово все и сполна, — отчеканила Вальц.

— Иван Петрович! — вскудахнула старуха. — Возьми ты уж, видно, мои все браслеты и кольца и медальоны, и цепочку с часами свои. Сын, чай, дороже, — и снова она затряслась в судорожном, ноющем плаче.

— Не хватит, старуха! — прошамкал наморщившийся мыслями Чоткин. — Разве попытаться занять у знакомых?. Как же просить? Не дадут! Ради бога, скостите!

— Я уж сказала, что здесь не торговля.

Кому же платить? А вдруг как надуют?!

— Не беспокойтесь, можно устроить, я берусь это сделать, чтоб дело было для вас верно.

«Как же, однако, устроить?» — подумала Вальц про себя. Как это раньше она не смекнула про это?

— Вы приготовите золото, — тянула она, — завтра к полудню, а мы к тому времени выпустим Петра Ивановича, вот и будет всем хорошо.

— Значит, как выйдет, так и платить? — заганул Чоткин.

— Нет, зачем же — как выйдет? — поправилась Вальц. — Мы приготовим в Чека ордер на освобожденье, а при ордере вы и заплатите, — поперхнувшись, тараторила она, — а по ордеру тогда и выпустят вашего сына.

— Знаете что, мадам или мадемуазель, извините меня, старика, — засопел быстро Чоткин, — я в делах этих не силен, а есть тут у меня — он тут же в доме живет — мой старый приятель, присяжный поверенный Вунш. Вы не бойтесь, — подернулся он в сторону Вальц, заметивши жесты ее несогласья, — я от него никогда никаких секретов не имею: все как на духу. И уж поверьте — могила. Словом, свой человек. Я посоветуюсь с ним, вы позволите, я сейчас же вернусь. — И старик, нахлобучась заботой, торопливо зашмыгал, словно боясь опоздать, как бы Вальц без него не раздумала и не ушла

Анна Захарьевна, вытерши слезы, туманно смотрела бессмысленным, галочьим взглядом, пока Вальц в нерешительном раздумье, сидя в кресле, щипала пушинки манто. Издалека, из столовой, чилинькала зябко канарейка, разворошив у Вальц воспоминания о свежеющих шумах зеленой весны. И стало досадно, что лезли ей в голову сочные мысли о птичках и взбухнувших почках, когда нужно зачем-то сейчас, среди пыльного хлама, в холодном, угрюмом гробу кабинета плести неприятный дельцовский разговор.

«Как — для чего? Как — зачем? — всколыхнулась она, — Сколько на это поганое золото я накуплю себе личной солнечной жизни!.. — даже замерло радостно сердце. — Нужно только довести эту канитель до конца», — стукнула себя по мечтам Вальц сучковатою мыслью.

Вдали где-то вздохнули и хлопнули двери. Торопливо и глухо кто-то шли, бубоня разговором. Скрипнули двери поближе. Канарейка, взметнувшись, зашуршала вслед уходящим упавшими крупками. Вот торопливо проходят по залу один медленно, мягко и грузно — это хозяин; другой щелкает по паркету быстрой скрипящей подошвой. И перед Вальц из-за тучи портьеры, из-за туши хозяина выбегает, весь съежившись, небольшой человек, стриженный ершиком, в очках золотых, с мелкими серыми глазками, с маленьким, узким лицом хомяка.

Вунш, — расшаркался, вскинувши ножками к заду. — Иван Петрович меня посвятили. — Он кивает из-под очков почтительным взглядом в насупившегося Чоткина, будто обмахнул его серою пыльною тряпкой. — Как же, однако, конкретно вы предлагаете сделку по поводу их сына? — Снова бросок взгляда тряпкой.

— Сын их, Петр Иванович, — спокойно начала Вальц, — сидит за Чека. Завтра его расстреляют…

Старушка порывисто ахнула, и из провален мокнущих век опять замутнелись слезы. Чоткин кашлянул и глубже осунулся в шубу.

— То есть расстреляют, если его не выручат вот они, — поправилась Вальц. — А выручить легко. Надо кой-кого смазать… из главных… и завтра же Петр Иванович Чоткин будет свободен.

Вунш сидел пододвинувши стул и, бегая мышками-глазками, барабанил пальцами по своей коленке.

— Сколько же надо?

— Двадцать фунтов золота в вещах или монете — безразлично.

— Ого! — исподлобья через очки обтер пыльным взглядом нахохленных Чоткиных прыткий Вунш, но тотчас же изящно, галантно откинулся к Вальц. — Вы простите… такие дела., сами понимаете, требуют известной серьезности и предосторожности. Кто вы будете? Нельзя ли взглянуть на ваш документ?.. Ваше предложение слишком важно, чтоб можно было на него отвечать пустяками, а деловой разговор, понимаете сами, требует деловых отношений.

Его глаза совсем потонули в отраженьях стеклянных очков.

Вальц вспыхнула густо, нависла презрительно верхнею губкой и, достав из внутреннего кармана манто документ, протянула его Вуншу.

— Я — сотрудница местной Чека. Секретарша ее председателя… — А глаза у самой в шоколадном растворе утонули стыдливо под волнами ресниц-опахал. — Надеюсь, теперь вы убедились и поняли всю трудность и щепетильность настоящего дела? Не мог же председатель прийти сам к вам сюда?! — высокомерно протянула она.

— О да, да, мы понимаем, — учтиво конфузясь, перебил ее Вунш, торопливо подавая назад удостоверение с фотографической карточкой. — Как же быть? — повернулся Вунш к Чоткину.

— Я не знаю, — ответил он беззвучно. — У меня столько, сами знаете, нет.

— Когда же вам надо? — перекинулся Вунш снова к Вальц.

— Завтра в двенадцать часов вы должны передать эту сумму мне сполна, и после этого к вечеру Петр Чоткин будет свободен. В противном случае вы больше его не увидите, и спасти его не удастся. В сущности, — оправдывалась она пресмущенно, — он настолько неосторожен, что после всего им сделанного он подлежит безусловнейшей гибели, и, если бы мне, как давнишней хорошей знакомой Петра Ивановича, не удалось уломать кого надо, — она хитро стрельнула глазенками в Вунша, — едва ли было бы возможным освободить его даже за ту жертву с вашей стороны, о которой сейчас идет речь.

— Позвольте, где же гарантия, что вы его освободите после того, как получите на руки золото?

— Но какой же дурак, позвольте спросить вас, будет стараться спасти его от верного расстрела, не будучи уверен в получении обещанного? — надув губки, вздернулась Вальц.